Жизнь коротка – кентавры вечны

Первая моя встреча с кентаврами состоялась полвека назад. «Бой кентавров с лапифами» – эти рельефы Фидия нам показывали на занятиях в Строгановском училище.

Мы не изучали историю, не знали ни кентавров, ни лапифов, но уже точно знали, что между ними был бой... Много позже я был в Афинах, видел Парфенон и убедился, что Фидий, действительно, гениальный скульптор. Фидия можно считать моим первым учителем, а его полулюди, полуживотные кентавры стали некоторой точкой отсчета в моем творчестве.

Шли годы. Совершенно неожиданно после появления в русском переводе «Кентавра» Джона Апдайка он сам появился в моей мастерской.

Я не говорил по-английски, он не понимал ни слова по-русски, но что-то «кентаврическое» между нами возникло. Не помню, кто его привел, и почему не было переводчика, но помню точно – мы друг другу понравились. Кентавр превратился во что-то осязаемое, живущее в нашем времени; миф, родившийся за тысячу лет до нашей эры, скульптура времён расцвета греческого искусства и живой американский писатель вдруг совпали в одном времени и пространстве.

А дальше я просто забыл про всё это. И только лет через пятнадцать меня вдруг снова потянула к себе эта тема.

Как-то мне на глаза попалась пачка папирос «Казбек», где на коробке я вдруг увидел мчащегося в горном ущелье кентавра. Так началась моя «кентавриада»… К счастью, у нас впервые появились фломастеры; все бросились ими рисовать и восхищались, как дети. Фломастеров хватило сюжетов на 50. Закончились фломастеры – закончились и кентавры… Я собрал все рисунки в папку и положил на полку в мастерской. Там они долго лежали, попадая то в воду, то под нездоровое любопытство мышей и тараканов. Какие-то сюжеты и вовсе исчезли... А недавно я эту папку открыл и подумал: «Мать честная, а ведь из этого можно сделать книжку!»  Такое вот получилось возвращение к прошлому.